Заметки о приходской жизни в Кустанайской области в 90-е годы XX века. Автор – прихожанин Константино-Еленинского собора г. Костаная Петр Владимирович Баталин.
Торжество Веры!
«Я с вами во все дни до скончания века. Аминь.». (Матф. 28-20)
Во второй половине 90-х годов подходит батюшка Владимир Асташов к Саше, дворнику церковному, и говорит:
— Александр, ты не знаешь, куда бы можно было съездить на озера порыбачить?
А у Саши старший брат Николай занимался коммерческой рыбалкой на одном из озер неподалеку от Кустаная. Одно время там было до 30-ти рыболовных бригад. Из города приезжают экспедиторы и развозят улов по магазинам, торговым точкам и на базар.
— Хорошо, – говорит Саша, - организую!
Нашли машину. Батюшка Василий дал денег на бензин. Вместе с батюшкой Владимиром и Сашей напросился прихожанин Сережа Сидоров. Приехали к озеру. Из вагончика выходит брат Николай и еще четверо. Николай показывает, где можно закинуть сети. Народ начинает суетиться. Лодку накачивают, сети готовят, садок и все необходимое для ловли. И вот когда все было готово, батюшка Владимир достает Евангелие и начинает читать. Народ оробел! Не каждый день приезжает на рыбалку настоящий батюшка, да еще с Евангелием. И вот такая нарисовалась картина! На берегу напротив проема в камышах на берегу стоит готовая к отплытию резиновая лодка. Николай и с ним четверо молодых рыбаков стоят в ряд на берегу. А напротив выше их стоит батюшка с Евангелием. Справа Саша, а слева Сережа Сидоров, а батюшка между тем читает:
— «… Наставник! Мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть. Сделав это, они поймали великое множество рыбы, и даже сеть у них прорывалась. И дали знак товарищам, находившимся на другой лодке, чтобы пришли помочь им; и пришли, и наполнили обе лодки, так что они начинали тонуть». (Мф. 4:18-22).
Дочитывает батюшка текст Евангельский (о чудесном ловле рыбы) до конца … делает отпуст … и идет ловить рыбу. В общем закинули сеть и набрали четыре ведра карасей. Ведро батюшке Владимиру, ведро батюшке Василию, ведро Сергею и ведро Саше. Саша же, истовый христианин подходит к брату Николаю и с торжеством говорит:
— Но вот брат видишь, поймали четыре ведра рыбы!
Брат смеется над ним. Мол при чем тут ваш Бог! А между тем батюшка дает команду возвращаться в город. Все трое садятся в машину. А Саша и говорит:
— Батюшка! Смеются над нами!
А Батюшка беззаботно махает рукой и говорит:
— Пусть смеются!
И уезжают. Через неделю находит Николай брата своего Сашу и говорит ему с каким-то мистическим оттенком ужаса в голосе:
— Ты знаешь, в тот день, как вы уехали, мы поехали проверять свои сети и набрали столько рыбы, что лодки наши стали тонуть …, пришлось часть рыбы выпустить обратно в озеро!
В то время как другие рыболовные бригады в тот день ничего не поймали …
....
Надеющиеся на Господа, яко гора Сион: не подвижится в век живый во Иерусалиме. (Пс. 124:1)
В голодные 90-е, Санька остался без работы. А он был человек семейный. И всякий поймет, каково это мужику-кормильцу семьи! И вот как то утром жена его с раздражением в голосе толкает его в бок и говорит:
— Что ты тут разлегся как кабан … иди ищи работу!
Горько стало Саньке. Но ничего не попишешь… И то правда, надо что-то делать. Приходит он к батюшке Виктору Петрову, настоятелю храма св. равноапостольных царей Константина и Елены и с унылым видом начинает говорить:
— Батюшка, не могу найти работу, жена поедом ест, что делать?
Батюшка и говорит:
— Иди к нам в Церковь дворником, зарплата конечно небольшая, но все же хоть какая то копейка!
И Санька с воодушевлением стал мести церковный двор но и конечно что-то унести, поднести, разгрузить, загрузить и т.д. А до этого Санька работал таксистом. И по сути пришлось ему обойти все организации г. Кустаная, занимающихся таксоизвозом. И отовсюду его выгоняли за …. да, да, да … за исполнение святых заповедей Господних! Если это описывать подробно, то организуется целый роман примерно с таким названием – «Как подвизаться за Христа в шоферской среде». Много пришлось Сашке претерпеть унижений, зуботычин, насмешек, оскорблений, но он все претерпевал стоически даже с некоторым вдохновением. Но не перед кем не прогнулся и знамя Веры Христовой держал твердо. И можно не сомневаться, что когда «… во время оно …» град Кустанай вместе со всеми своими жителями поднимется на воздух в сретенье Страшного Суда Божия, то наш брат Санька не окажется в числе последних, но будет стоять вместе с войнами Великой Отечественной войны! Да, да, да!
И вот метет он церковный двор, а проезжающие мимо храма бывшие его коллеги-таксисты, сигналят ему и высовываясь из машины крутят вокруг виска пальцем. Мол знали, что ты дурак…, но не до такой же степени! А у Саньки от этого начинает шевелиться этаким пушистым котенком комочек счастья! Из глаз бегут слезы, а губы шепчут: «Господи, Господи … как я тебе благодарен!» И вот как-то он подметает тротуар напротив ворот у входа в старый храм. А со стороны оврага идут двое подпитых парней. И один из них такой весь жилистый и приземистый и агрессивный, говорит довольно громко своему другу: «Я сейчас этому ухарю с метлой в ухо дам!» Подходят к Саньке. И этот «агрессивный» размахивается … и Санька видит, как в замедленной съемке летящий ему в лицо кулак. Между прочим, Санька был атлетического сложения и при желании мог бы обоих парней согнуть в дугу. Но в его голове молнией пронеслась мысль: «Я же представитель Церкви, хотя и дворник!» Крепко зажмурился ожидая удара в лицо, при этом громко в душе восклицая: «Господи, помилуй!» Неожиданно кулак «агрессивного» по дуге обходит Санькино лицо, натыкается на древко метлы … и чтобы не упасть агрессивный хватается за метлу… делает круг вокруг своей оси и … растерянно с метлой в руках идет к светофору. Он весь обмяк, ссутулился, поворачивается к Саньке лицом. Лицо поникшее. Без малейших оттенков агрессии. Послушно отдает Саньке метлу. И опустив виновато голову вместе со своим другом переходит светофор. «… Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простерли рук своих к беззаконию…». (Пс. 124, ст. 3)
....
Чудесное спасение.
«… И призови мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши мя …». (Псалом 49. Ст. 15-16)
В Богоспасаемом граде Кустанае служила в 90-х годах регентом на левом клиросе храма святых равноапостольных царей Константина и Елены, одна славная Божия раба – Ольга Даниловна Головина. Полноватая, голубые глаза. Была она тогда пенсионерка, но стоило взглянуть на нее со стороны, как она идет к своему клиросу, то сразу было понятно, что это необычная женщина. Веяло от нее какой-то несокрушимой силой духа, хотя женщина она была весьма скромная, приветливая и внимательная. И вот, что она однажды рассказала рабу Божьему А.:
— До церкви я работала кассиром на одном заводе. Дали мне огромную сумму денег для выдачи зарплаты рабочим. Выдавала я деньги на проходной завода, так получилось. И вот народ тянулся, тянулся. Поздно уже стало. Осталась еще приличная сумма. Давать некуда. Надо идти с деньгами домой. Пошла пешком специально (пустынными местами) безлюдными переулками. Темно. Уличного освещения нет. И вот в одном месте выходит из кустарника мужик и идет ко мне навстречу. Сердце так и заныло от нехорошего предчувствия. Поравнявшись со мной, вдруг резко хватает сумку с деньгами и тянет к себе. Я не отпускаю. Думаю про себя, чем я докажу, что меня ограбили. Мужик с матом выхватывает нож и подставляет к горлу. Я невольно запрокидываю голову назад … и глядя в ночное небо, сама неожиданно для себя с каким-то даже отчаянием закричала – Господи помилуй! И вдруг прямо между нами возникает как бы ниоткуда зигзагообразная молния с сильным треском и шорохом (как это бывает от короткого замыкания). Ударяет мужика в грудь … и отбрасывает от меня на метров пять в сторону. Мужик закричал страшным и безумным голосом бросился бежать сквозь кусты. Упал, запутался. Как черепаха сучит руками и ногами … и при этом кричит как полоумный. Я сумку подхватила и скорей бежать в свою сторону.
Через много лет, как то подходит ко мне трясущийся дед и говорит: «Вы меня не узнаете?» Говорю: «Нет!» Он напоминает, что он тот самый грабитель. Падает мне в ноги и просит слёзно прощения. Через неделю он умирает и я вместе с хором присутствую на его отпевании.
....
Метанойя!
Ах, ка же милостив Господь Наш Иисус Христос!
Град Кустанай (год 1992). Светлая пасхальная седмица. Выходим из храма с вечернего Богослужения. Все улыбаются. Солнышко такое ласковое. Птицы поют. У ворот стоит инвалидная коляска. В ней человек без ног по пах и руки отняты выше локтевого сустава. Бабушки окружили коляску и слушают, что говорит им инвалид. За коляской стоят видимо друзья инвалида – мужчина и женщина средних лет, оба пьяненькие и почему-то в одних носках. Очевидно, что «поход в церковь» был принят спонтанно и с таким воодушевлением, что обувь надеть просто забыли. Инвалид прямо перед всеми исповедует все свои тяжкие грехи и преступления. Бабушки охают и пятятся назад, в ужасе от того, что слышат. Друзья инвалида за спиной его пьяненько улыбаются … и время от времени вносят корректировки в его общую исповедь перед Народом Божьим. Общая картина его исповеди такова. Сначала он разбил иконы Господа и Божьей Матери и топтал их ногами. Затем убил влюбленную пару самым изуверским образом. Ему дали высшую меру наказания, т.е. расстрел, но он «закосил» под невменяемого и «спрыгнул с вышки». Отсидел лет 20-25. И вот в последнее время убиенные им юноша и девушка являются ему и упрекают его за его зверское убийство. Причем он их видит только один. Он прекрасно понимает, за что Бог отнял ему ноги и руки. Явление ему убиенных не прекращается ни днем ни ночью. Стоят перед ним и с молчаливым упреком смотрят на него.
И вот он сегодня в храме, вернее возле него. Сердобольная бабушка протягивает ему 25 рублей. На них можно купить 4 бутылки водки и еще закуску. Но инвалид с негодованием отводит в сторону бабушкину руку, мол не для того я здесь.
Выходит батюшка Игорь и велит подвезти коляску к алтарю со стороны улицы. Выносит на улицу аналой и столик со свечей горящей, Евангелие, Крест. Друзья за коляской становятся на колени и вытаскивают нательные кресты. Целуют их и почему-то показывают всему народу. Мол и мы христиане! Батюшка велит народу отойти подальше и начинает исповедовать. Иду пешком домой и всю дорогу дивлюсь сам себе. Это ж какое долготерпение Божие! Человек уже не человек, а так – обрубок, но Господь всё же Ему же только ведомыми судьбами доводит его до покаяния.
